По словам министра, с лиц, решивших задекларировать имущество, не будут взиматься единовременные налоги и сборы. Кроме того, амнистия позволит владельцам имущества перевести его в свою собственность от номинальных владельцев. Для этого в законодательство будут введены понятия фактического и номинального владельца, а также создан механизм передачи прав собственности.
— Такие изменения в законодательстве или некоторые объявленные подробности амнистии капитала как можно прокомментировать? Что это меняет?
— Фактически ничего не меняется, потому что она как изначально была нереализуема в том формате, в котором ее предлагали реализовать, так и в том формате, который предлагается сейчас, ни о какой амнистии речи не идет.
— Почему?
— Механизм, который предлагали задействовать изначально, который претерпел изменения на текущий момент, сводился к следующему: уважаемый бенефициарный владелец бизнеса, или имущества, или чего бы то ни было, придите, пожалуйста, в российскую налоговую службу или иной уполномоченный орган и расскажите нам, пожалуйста, чем вы владеете. Все это очень хорошо до того момента, пока это не упирается в желание этого самого бенефициарного собственника прийти и рассказать. Потому что если я не хочу прийти и рассказать, значит, я не приду и рассказывать не буду. И я вас уверяю, ни у кого не появится информации о том, что я владею чем-либо, потому что просто-напросто на сегодняшний момент у России практически отсутствуют механизмы для того, чтобы в иностранном государстве даже при простой системе владения какими-то объектами бизнеса, имуществом получить объективную информацию, которую можно использовать для налогообложения, для чего бы то ни было в России. То есть пока у вас нет документального, безусловного и законного подтверждения того, что этот бизнес или имущество принадлежит конкретному лицу или организации, вы ничего делать не можете. И на сегодня это такой путь, который выбран, и обсуждался обновленный законопроект, который показал то, что власть это поняла, что она не может текущими методами получить какой-либо контроль или заставить собственника каким-либо законным образом прийти и рассказать о том, что у него есть.
— То есть ваша логика заключается в том, что, пока человек понимает, что его никто не накажет за то, что он чем-либо владеет в офшорах, он не будет приходить к властям и сдаваться государству?
— Конечно. Если мы говорим о структурах владения и моделях владения, которые осложнены трастами или похожими инструментами, которые позволяют вообще скрыть далеко за горизонтом реального собственника, то говорить о возможности прийти к такому собственнику в России и предъявить ему какие-то претензии вообще не приходится. И, кстати, самый интересный момент в обновленном законопроекте заключается в том, что такое уже бессилие показано российской администрацией, российским правительством, что они говорят: ну просто хотя бы придите как честные люди, придите к нам, мы даже налогов с вас брать не будем. Хотя изначально развитие законопроекта как шло — "вы заплатите налоги и привезете все в Россию". Потом поняли, что, наверное, это слишком, и все в Россию не привезти — окей, оставляйте где вам удобно, но тогда хотя бы налоги заплатите. А теперь мы приходим к тому, что "оставляйте как есть, в любой юрисдикции нероссийской, но просто чтобы мы знали, что это у вас там есть, и даже налоги у нас здесь не платите, просто расскажите".
— Скажите, а какой выход из этой ситуации, что российское государство может предложить? Получатся по вашей логике, просто разработать какую-то схему, разработать какие-то инструменты наказания и поиска?
— Ну конечно — эффективно взаимодействовать с иностранными юрисдикциями в информационном обмене, как это США эффективно выстраивает и более или менее эффективно выстраивает Евросоюз. Наращивать свое присутствие именно сначала в этом направлении, а уж потом, когда появится безусловный рычаг, которым можно надавить на конечного собственника и сказать, что "уважаемый, мы все понимаем, но у нас вот тут в американском суде против вас дело возбуждено. Мы, конечно, не обладаем информацией, что у вас есть такие-то активы, но завтра мы в американском суде получим доказательства, мы с этими доказательствами пойдем практически в любую юрисдикцию, которая работает по стандартам англосаксонской правовой системы, признаем эти меры там, потому что они, как правило, признаются, и обяжем администрацию на местах раскрыть, есть у вас имущество там или нет, и давайте теперь решать — или мы с вами заключаем досудебное соглашение, и вы нам выплачиваете определенные денежные средства, либо, если мы это все найдем, мы и в тюрьму вас посадим, и то, что нашли, заберем". То есть понимаете, как государство разговаривает?
— Степан, у меня в этой связи только один вопрос возникает: почему гражданские активисты находят зарубежную недвижимость, зарубежные счета у российских, в том числе, высокопоставленных чиновников, а российское государство почему-то не может это делать?
— На самом деле оно все может. У нас здесь действует два принципа: "я вижу ровно то, что хочу увидеть", и второй принцип — он, к сожалению, у нас до сих пор продолжает действовать — это "рука руку моет", потому что у нас это действует как в горизонтали, так, к сожалению, и в вертикали. То есть у нас нет безусловного понимания у чиновников нижестоящего ранга о том, что они будут наказаны чиновником вышестоящего ранга, потому что они так же понимают, что у такого чиновника тоже есть определенные скелеты в шкафу, поэтому зачем все это выплескивать наружу. У нас вообще, как это говорится, сор выносить из избы не принято. В данном случае изба — это вся административная система, из которой, как правило, ничего наружу не выплескивается. Поэтому то, что недавно, например, того же губернатора у нас арестовали, выбрав меру пресечения, я имею в виду Хорошавина, — это, конечно же, эксцесс.
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/2694741?isSearch=True
| |
