Отход от конституционных ценностей и помощь Европейского Суда по правам человека в требовании для защиты прав человека надлежащей правовой процедуры
Как мы писали выше и царское Особое совещание и советские Особые совещания родились на свет лишь потому, что публичные интересы государства обеспечения безопасности требовали применения санкций притом, что отсутствовала возможность судебного доказательства правонарушения и/или доказательства не могли быть оглашены в судебных заседаниях по оперативным соображениям, либо исключительными обстоятельствами. В свое время, И. Бентам удачно назвал подобную ситуацию страшным пожертвованием безопасностью безопасности («formidable sacrifice of security to security»).
К сожалению, в настоящее время, можно также увидеть подобные обоснования для применения публично-правовых санкций без предоставления должной процедуры. Хотя, «правосудие по самой природе может признаваться таковым лишь при условии соответствия требованиям справедливости».
Возможность обращения за защитой в межгосударственные органы, закрепленная в качестве конституционного права (ч. 3 ст. 46 Конституции РФ), не только предоставляет возможность пострадавшему защитить нарушенное право, но и позволяет государству увидеть свои ошибки в осуществлении правосудия и защиты конвенционных прав и свобод, которые впрочем, совпадают с конституционными правами и свободами.
В качестве примера рассмотрим дело, дважды побывавшее в Европейский Суд правам человека (далее «ЕСПЧ»), обращения в который стали возможным благодаря присоединению к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее «Конвенции»).
В Постановлении ЕСПЧ от 6 декабря 2007 г. по делу "Лю и Лю (Liu and Liu) против Российской Федерации" (жалоба N 42086/05) была описана ситуация, когда ходатайство заявителя о разрешении на проживание было отклонено со ссылкой на соображения государственной безопасности, и от заявителя потребовали покинуть Россию. Решение было принято местным подразделением органов внутренних дел в соответствии с Законом об иностранных гражданах. Орган внутренних дел не привел оснований своего решения за исключением общей ссылки на пункт 1 статьи 7 Закона.
ЕСПЧ, оценивая жалобу, указал, что хотя возможность судебного обжалования и была предоставлена, суды Российской Федерации не имели возможности эффективно оценить, было ли решение оправданным, поскольку материалы, на которых было основано решение, в суды в полном объеме представлены не были. Доводы местного органа внутренних дел сводились к утверждению о том, что он располагал сведениями, что первый заявитель представлял угрозу государственной безопасности. Содержание этих сведений не сообщалось ни заявителям, ни судам на том основании, что оно составляло государственную тайну.
ЕСПЧ в данном Постановлении указал, что когда речь идет о государственной безопасности, использование конфиденциальных материалов неизбежно, однако, по мнению ЕСПЧ, это не означает, что органы государственной власти могут быть освобождены от эффективного контроля со стороны внутригосударственных судов в каждом случае, когда они (власти) утверждают, что дело касается государственной безопасности и терроризма. Можно применить процедуры, которые совмещают обеспечение законных требований безопасности применительно к характеру и источнику разведанных и предоставление лицу в то же время существенных гарантий справедливости во время процесса (см. Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom) от 15 ноября 1996 г., Reports of Judgments and Decisions 1996-V, § 131).
ЕСПЧ, сделал вывод, что не предоставление соответствующей информации судам лишило последние возможности оценить, был ли вывод о том, что первый заявитель представлял угрозу государственной безопасности, основан на фактах. Следовательно, судебное рассмотрение было ограниченным и не предоставляло достаточных гарантий против произвольного осуществления широкой свободы усмотрения, предоставленной законодательством России МВД РФ в случаях, касающихся государственной безопасности.
ЕСПЧ, не только оценил ситуацию, как применение санкции без предоставления должных процессуальных гарантий, но также оценил сам закон на основании которого были применены санкции к заявителю – «соответствующие положения Закона об иностранных гражданах позволяют Министерству внутренних дел Российской Федерации отказывать в разрешении на проживание и требовать от иностранного гражданина покинуть страну по причинам государственной безопасности, не приводя никаких оснований такого решения и без эффективного надзора со стороны независимого органа государственной власти».
В рассматриваемой ситуации местный орган внутренних дел инициировал процедуру депортации и процедуру административного выдворения. В обоих процедурах орган внутренних дел утверждал, что заявителя следует выдворить с территории Российской Федерации, поскольку он проживал в стране незаконно, и делалась ссылка на статью 18.8 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях. Выслушав заявителя, суды Российской Федерации установили нарушения в позиции местного органа внутренних дел и отказались выносить Постановление о выдворении заявителя. Впоследствии производство по делу об административном выдворении было прекращено.
В то же время процедура депортации, которая была инициирована на основании тех же фактов и была проведена без участия суда, завершилась вынесением вступившего в силу Постановления о депортации заявителя. ЕСПЧ счел, что процедура принятия решения о депортации заявителя на основании положения Закона о въезде в Российскую Федерацию не обеспечивали достаточные гарантии против произвола и не предоставляли надлежащую защиту от произвольного вмешательства[1].
На основании этого ЕСПЧ пришел к выводу, что вмешательство в семейную жизнь заявителя, заключавшееся принятии решения о его депортации из России, где оставались его жена и дети, было основано на положениях закона, которые не отвечали конвенционному требованию "качества закона. ЕСПЧ постановил, что в случае приведения в исполнение Постановления о депортации заявителя будет иметь место нарушение статьи 8 Конвенции в отношении обоих заявителей ( Лю и его жены Лю).
В данном деле ЕСПЧ фактически применил принцип «должной правовой процедуры» или «надлежащей правовой процедуры», который хотя и чаще всего упоминается как принцип стран общего права, однако вполне соответствует принципам справедливого правосудия стран континентальной правовой системы. Конституционный Суд РФ в целом ряде своих постановлений также упоминает термин «надлежащая правовая процедура», «надлежащая судебная процедура» (Постановление Конституционного Суда РФ от 24.02.2004 N 3-П, Постановление Конституционного Суда РФ от 03.07.2001 N 10-П, Постановление Конституционного Суда РФ от 27 февраля 2009 г. N 4-П, Постановление Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2011 г. N 30-П и др.).
Как отмечает российский исследователь Смольянов М.С. концепция «надлежащей правовой процедуры», имеет усеченное подобие в отечественной литературе в виде категории «процессуальная форма»[2]. Он отмечает, что «надлежащая правовая процедура выступает достоянием многовековой англосаксонской правовой традиции (Великобритании и США) и включает следующий набор процедурных (процессуальных) гарантий прав человека: 1) право на судебную защиту; 2) право на эффективное расследование; 3) право на скорый суд; 4) право на публичный суд; 5) право на беспристрастный суд («никто не может быть судьей в своем деле»); 6) право на суд беспристрастных присяжных; 7) право на состязательный процесс; 8) право считаться невиновным, пока виновность не будет доказана в рамках судебного разбирательства и установлена вступившим в силу решением суда (презумпция невиновности); 9) право не свидетельствовать против себя; 10) право на очную ставку в суде со свидетелем обвинения; 11) право на помощь адвоката во время судебного разбирательства; 12) право быть выслушанным («пусть будет выслушана другая сторона»); 13) право не подвергаться дважды наказанию за одно и то же преступление («нельзя наказать дважды за одно и то же»); 14) право на непосредственный процесс (принцип непосредственности); 15) право на непрерывный судебный процесс (принцип концентрированности (непрерывности) судебного заседания); 16) право на обжалование (право на вторую инстанцию)»[3].
Требования надлежащей правовой процедуры в настоящее время могут быть вполне обоснованно названы общепризнанными принципами международного права в области справедливого правосудия.
В тоже время, «надлежащая правовая процедура» подразумевает не только процессуальные гарантии, но материальные. Принцип должной или надлежащей правовой процедуры имеет прямую связь с принципом верховенства права и законности. Требование надлежащей правовой процедуры означает, что все действия властей должны соотноситься с требованиями закона. Этот принцип является наиболее важной защитой против произвола и самоуправства властей.
В Постановлении Европейского Суда по правам человека от 6 декабря 2007 г. по делу "Лю и Лю (Liu and Liu) против Российской Федерации" (жалоба N 42086/05) был применен принцип надлежащей процедуры в материальном ее значении, сочтя, что неопределенность закона фактически означает отсутствие надлежащей правовой процедуры и является основанием для признания всего процесса несостоятельным.
Такой подход корреспондирует известнойдоктрине «ничтожность вследствие неопределенности» (void for vagueness)[4]. «Суть этой доктрины в том, что если суд… установит, что какой-то нормативный акт (статут) изложен нечетким, недостаточно понятным языком, он может лишить его судебно-правовой защиты, т. е. признать не имеющим юридической силы. Вынося такое решение, суд ссылается на несоблюдение требования о «надлежащей правовой процедуре» (due process clause)»[5].
К сожалению, у дела «Лю и Лю против России» было продолжение, в котором Россия продемонстрировала уже нарушение процессуальной составляющей принципа «надлежащей правовой процедуры». После того, как ЕСПЧ провозгласило свое Постановление, в России состоялось новое рассмотрение дела. В новом рассмотрении дела суды не стали проверять суждение правоохранительных органов о том, что пребывание Лю представляло угрозу национальной безопасности, а лишь констатировали, что у компетентных органов было право на такое утверждение в силу их компетенции. Само же такое утверждение осталось вне судебной проверки и в судебных решениях не было никаких ссылок на фактические обстоятельства. Фактически была лишь имитация судебного процесса[6], поскольку причины утверждения органа государственной власти и доказательства остались стороне неизвестными и судом не исследовались. Не удивительно, что дело вновь дошло до ЕСПЧ[7].
26 июля 2011 г. ЕСПЧ провозгласил Постановление по делу «Лю против РФ (№2)»[8]. В Постановлении ЕСЧП, прежде всего, указал, что «даже если идет речь о государственной безопасности, понятия законности и верховенства права в демократическом обществе требуют, чтобы меры, влияющие на фундаментальные права человека принимались в рамках некоей состязательной процедуры в независимом органе государственной власти, компетентном оценивать причины принятия решения и соответствующие доказательства, при необходимости с соответствующими процессуальными ограничениями при использовании секретной информации. Частное лицо должно иметь возможность обжаловать утверждение представителя исполнительной власти о том, что идет речь о государственной безопасности». ЕСПЧ напомнил, что в Постановлении от 20 июня 2002 по делу Аль-Нашиф против Болгарии[9], уже было дано толкование, что в отсутствие вышеуказанных гарантий полиция и иные органы государственной власти будут иметь возможность произвольно посягать на права, защищаемые Конвенцией.
В этом Постановлении ЕСПЧ, также отметил, что некоторые процессуальные недостатки, указанные в Постановлении ЕСПЧ от 6 декабря 2007 года были устранены в ходе нового рассмотрения дела, но устраняя эти недостатки, был избран формальный подход[10]. Так в частности, суды посчитали, что они не вправе проверять фактическую основу для выводов материалов ФСБ о том, что первый заявитель представлял угрозу национальной безопасности. Очевидно, что ввиду общего характера предположений заявители не имели возможности эффективно их оспорить. На основе этого, ЕСПЧ сделал вывод, что хотя в ходе нового рассмотрения дела заявители имели определенные гарантии против произвола, эти гарантии были неадекватными и недостаточными, чтобы удовлетворять требованиям ст. 8 Конвенции.
Помимо этого, ЕСПЧ также обратил внимание на то, что «с публичным интересом защиты национальной безопасности и предотвращения беспорядков и преступлений должно быть уравновешено право заявителей на уважение их семейной жизни[11]».
Поскольку разбирательство в национальных судах не включало в себя вопрос о пропорциональности и соразмерности мер[12], принятых к заявителю преследуемым законным целям, ЕСПЧ установил, что в отсутствие возможности рассмотрения судом вопроса о пропорциональности меры заявитель был лишен надлежащих процессуальных гарантий. На этих основаниях ЕСПЧ установил нарушение ст. 8 Конвенции.
Полагаем, что Российские Власти должны воспринимать Постановления ЕСПЧ не в штыки[13], а как помощь в выполнении функции по защите прав и свобод человека, когда внутренние российские процедуры дали сбой… (когда наши ученые не были услышаны практиками), а также как вектор в совершенствовании нормативной базы и правоприменительной практики[14].
Тем более, что порой нарушение Конвенции является одновременно и нарушением норм Конституции РФ поскольку, как справедливо указывает судья ЕСПЧ от России профессор А.И. Ковлер, «глава 2 Конституции, посвященная правам и свободам человека и гражданина, во многом была сформулирована на основе положений международных пактов 1966 г. и Европейской конвенции»[15]. Учет толкований даваемых ЕСПЧ, таким образом, будет являться надлежащим исполнением Постановлений ЕСПЧ, но и поможет в полной мере реализовывать конституционные права и свободы[16], делая их из декларируемых в реально действующие. Конституционные права и свободы, на наш взгляд, также требуют эффективных средств правовой защиты[17] и «надлежащей правовой процедуры», как в материальном, так и в процессуальных ее значениях.
Рассмотрение дел об ограничении свободы распространения мнений и убеждений и запрете литературы в особом производстве
Начав исследовать проблему дел о признании информационных материалов экстремистскими - об ограничении свободы распространения мнений и убеждений и запрете литературы, мы были крайне удивлены тем, что судьи их рассматривали в особом производстве[18].
Причем в целом ряде судебных решений[19] в качестве сторон участвовал лишь один заявитель - прокурор… . Мы полагаем, что признание «экстремистским» с тех пор как этот термин стал «правовым»[20] все же является осуждением противоправного действия и привлечением к публично-правовой ответственности. Таким образом, мы обнаружили привлечение к публичной ответственности в очень специфичной процедуре, где суд, выслушав лишь прокурора, не только осуждал без привлечения к делу в качестве ответчика автора за создание экстремистской литературы[21], но и ограничивал право на распространение данной литературы, а также на ознакомление с ней неограниченного количества лиц на территории России. То есть, мы увидели, что на самом деле, ограничение фундаментальных свобод человека, проходит фактически лишь формально в судебной процедуре, при том, что на самом деле судебного разбирательства не происходит, а имеет место лишь имитация судебного разбирательства, с целью легализации государственных санкций, придания им видимости легальности, законности, правомерности.
Прокурор, возбуждая дела по данному роду дел, действует в публичном интересе, но дает ли это основание для рассмотрение дела в особом производстве? Ведь особое производство – это не процедура для защиты публичных интересов, а лишь процедура по установлению фактов, а не спорных правоотношений.
На наш взгляд, сама юридическая природа таких дел не допускает их рассмотрение в особом производстве[22], поскольку особое производство – это упрощенная форма судопроизводства, применяемая для защиты законных интересов всего лишь одного лица – заявителя. Ограничение фундаментальных свобод без соблюдения должной процедуры делает такое ограничение незаконным.
С самого момента существования РСФСР суды рассматривали наряду со спорами об имущественных и личных правах и интересах, рассматривали дела, отнесенные к ведению суда в порядке бесспорного производства[23]. В первом ГПК РСФСР «к особым производствам судов относятся дела бесспорные, в которых суд действует скорее как орган нотариальный…, как орган, удостоверяющий определенные факты, служащие основанием для вытекающих из них определенных лиц прав... Дела, рассматриваемые в порядке особого производства, носят бесспорный характер»[24].
В делах особого производства нет материально-правовых притязаний и суд не применяет нормы материального права к спорным правоотношениям, как это делает в исковом производстве, а лишь исследует факты, имеющие юридические значение[25]. Юридический факт устанавливается в особом производстве, когда нет необходимости разрешать спор о самом субъективном праве, существование которого зависит от наличия или отсутствия данного факта[26]. Данная процедура изначально предусмотрена лишь для установления фактов и допускает спор о фактах, но не установления правовой определенности в спорных правовых отношениях, не применяет нормы права и не разрешает спор о праве. В данной процедуре нет сторон с противоположными интересами, которые могли бы утверждать о наличии своего права, о другой правовой оценке спорных правоотношений, о том, какие нормы права подлежат применению, а сам суд не определяет какие нормы права подлежат применению к спорным правоотношениям.
Именно поэтому при установлении наличия спорных правоотношений - спора о праве[27] рассмотрение дела в особом производстве не допускается (ч. 3 ст. 263 ГПК РФ) - в этой процедуре суд не осуществляет применение материальных норм к спорным правоотношениям, а оставляет заявление без рассмотрения, разъясняя право на обращение в исковом порядке.
Соответственно, суды, рассматривая дела о признании информационных материалов экстремистскими в особом производстве, отрицают, что ограничение свободы мысли, убеждений, совести и распространения мнений порождает спор о праве, что ограничение таких свобод порождает спорные правоотношения[28].
Нетраспарентность судебных решений, ограничивающих права и свободы неограниченное количество лиц.
Признание литературы экстремистской не только является публично-правовой санкцией к авторам и распространителям данной литературы, но и является ограничением права на распространение данной литературы и права на ознакомление с данной литературой неограниченный круг лиц.
Надо отметить, что законодатель, не указал, не только того, что такие дела могут быть рассмотрены в особом производстве, но и не указал в какой процедуре нужно рассматривать такие дела. Поэтому нас очень заинтересовало, какое правовое основание выдвигалось судами для рассмотрения дел в особом производстве. Несмотря на то, что в федеральном списке экстремистских материалов наименований уже давно более тысячи, судебных решений в открытом доступе для проведения анализа оказалось очень мало.
В опубликованном в Бюллетене судебной практики Омского областного суда. 2010. N 1 (42) определении Омского областного суда, в котором суд счел, что данные дела являются делами об установлении юридических фактов, фактически заложен ответ о нетранспарентности, закрытости судебных актов по делам о признании информационных материалов экстремистскими.
Дело в том, что сам факт рассмотрения судами дел о признании материалов экстремистскими в особом производстве, как дел об установлении юридических фактов делает судебные акты по данному роду дел непубличными. В соответствии с п. 7. ч. 5 ст. 15 ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» (в ред. Федеральных законов от 28.06.2010 N 123-ФЗ, от 11.07.2011 N 200-ФЗ, от 18.07.2011 N 240-ФЗ) от 22 декабря 2008 г. N 262-ФЗ «Не подлежат размещению в сети "Интернет" тексты судебных актов, вынесенных по делам: об установлении фактов, имеющих юридическое значение, рассматриваемых судами общей юрисдикции».
Таким образом, рассмотрение дел о признании информационных материалов экстремистскими в особом производстве придает особую устойчивость судебных решений за счет недоступности судебных решений для широкой общественности и заинтересованных лиц. Недоступность судебных решений, безусловно, является препятствием для обжалования судебных решений в вышестоящие инстанции. В то же время, это является нарушением ст. 6 Европейской Конвенции[29]. Так в Постановлении ЕСПЧ от 17 января 2008 г. по жалобе N 14810/02 по делу Бирюкова против России, было установлено нарушение ст. 6 Конвенции ( права на справедливое судебное разбирательство), тем фактом, что оглашение только резолютивной части решений и неинформирование граждан по принятым решениям судами публично нарушило требование гласности судебных решений. В Постановлении ЕСПЧ по делу «Загородников против РФ»[30] обратил внимание на то, что: "Публичный характер процесса защищает его участников от тайного отправления правосудия без общественного обсуждения"[31]. Не менее важными для развития публичности правосудия являются правовые позиции ЕСПЧ, изложенные в Постановлении от 11 января 2007 по делу «Кузнецов и другие против РФ» в которых также затронут вопрос возможности контроля общественности за отправлением правосудия: «Суд повторяет, что в соответствии с установленным прецедентным правом, которое отражает принцип надлежащего отправления правосудия, в решении судов и органов правосудия должны быть надлежащим образом указаны основания, по которым они были вынесены. Пункт 1 статьи 6 обязывает судебные инстанции указывать мотивировку постановленных ими решений, но этот пункт нельзя толковать, как обязывающий предоставлять подробный ответ по каждому доводу. То, в какой мере должна исполняться данная обязанность излагать мотивировку, зависит от характера решения (см. п. 29 Постановления по делу «Руис Ториха против Испании» от 9.12.1994 г.). И хотя национальные суды пользуются ограниченным правом принятия решения в вопросе выбора доводов по конкретному делу и приобщения доказательств достоверности утверждений сторон, эти органы обязаны указать основания для своих действий, изложив мотивировку этих решений (см. п. 36 постановления по делу «Суоминен против Финляндии» от 1.07.2003 г.). Еще одна роль мотивированного решения состоит в том, что оно доказывает сторонам, что их позиции были выслушаны[32]. Кроме того, мотивированное решение дает возможность какой-либо стороне обжаловать его, а апелляционной инстанции – возможность пересмотреть его. Изложение мотивированного решения является единственной возможностью для общественности проследить отправление правосудия»[33].
Впрочем, требование гласности правосудия было сформировано давно[34], за много лет данного Постановления ЕСПЧ. Еще в начале 19 века обращали на необходимость гласности правосудия, и видя ее в трех видах: «1) гласность в отношении тяжущихся и подсудимым (т.е чтобы ничего не было скрыто от сторон), 2) гласность, состоящая в обнародовании, путем печати, производства и решения дел и 3) гласность в собственном смысле, т.е производство дел при растворенных дверях»[35].
Безусловно, «всякое постановление получает гораздо больше доверенности, когда сообщение об оном предлагаются публике открыто… Оставаясь в реестрах архивов, оно пребывает в вечном сне и никогда не получает всей своей важности»[36]. Главная выгода транспарентости, публичности суда приобретаемая судами и государством, - это доверие, которое общество получает общество к суду, отправляемому публично, не скрывающему свои действия во мраке тайны, в том чувстве законности, уважения к закону и безопасности, которое распространяет публичный суд[37].
Недоступность судебных актов для общественности, не вызывает к ним больше к ним доверия[38], а недоступность их для обжалования и не предоставление их заинтересованным лицам, полагающим, что судебное решение затрагивает их права, отнюдь не лишает заинтересованных лиц права на обращения в ЕСПЧ. Так тщетность обжалования решения Бугурусланского городского суда Оренбургской области 6 августа 2007 года, которым было признано экстремистскими 17 мусульманских книг, вынудило заявителей жалоб обратиться в ЕСПЧ[39]. Но не предоставление возможности обжалования заинтересованным лицам одновременно «выключает» проверочные инстанции, фактически предоставляя заинтересованным лицам обратиться сразу же в ЕСПЧ, минуя все остальные инстанции.
Другое широко обсуждавшееся[40] судебное решение Коптевского районного суда САО г. Москвы от 21 мая 2007 года, которым были признаны 14 книг Саида Нурси экстремистскими, также было рассмотрено в особом производстве и также явилось основанием для обращения в ЕСПЧ[41].
При этом рассмотрение дела в особом производстве процессуальным законом допускается лишь при наличии прямого об этом указания в ГПК РФ или в федеральном законе. Но ни одним федеральным законом не предусмотрено рассмотрения дел о признании информационных материалов экстремистскими в особом производстве.
Соответственно, такое рассмотрение является грубым процессуальным нарушением и нарушением конституционного права на рассмотрение дела его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (ст. 47 Конституции РФ).
[1]Позволим себе предположить, что если бы наши судьи обращали внимание на труды наших ученых, анализирующих практику ЕСПЧ, то меньше было ошибок и проигрышей в ЕСПЧ. Дело «Лю и Лю против РФ» могло бы идти по другому пути если бы суд был знаком со статьей Максимова И.В. Административное выдворение за пределы Российской Федерации иностранного гражданина или лица без гражданства как вид административного наказания .Современное право. N 6. 2004
[2]«Процессуальная форма» традиционно рассматривалась, как гарантия обеспечения прав и свобод личности. см. Юридическая процессуальная форма. Теория и практика. под. ред. П.Е. Недбайло и В.М. Горшенева. М. 1976 . С. 13., Арсеньев И.А. Суд по форме М. 1860. С. 7-9.
[3]Смольянов М. С. Юридическая процедура как гарантия прав человека. Автореф. дисс. канд.юрид. наук. Москва. 2011. С.8.
[4]См. ПрецедентысудовСШАInternational Harvester co. of America v. Com. of Kentucky, 234 U.S. 216 (1914) URL: http://caselaw.lp.findlaw.com/cgi-bin/getcase.pl?court=us&vol=234&invol=216(датаобращения11.02.11); Papachristou v. City of Jacksonville, 405 U.S. 156, 92 S. Ct. 839, 31 L. Ed. 2d 110 [1972]) URL: http://bulk.resource.org/courts.gov/c/US/405/405.US.156.70-5030.html(датаобращения11.02.11); Lanzetta v. New Jersey, 306 U.S. 451, 453, 59 S.Ct. 618, 619, 83 L.Ed. 888.
[5]Козочкин И. Д. Принцип законности в современном американском уголовном праве. Правоведение. 2005. № 6. С. 48 – 61.
[6]Как ту не вспомнить А.П. Чехова, писавшего в «Палате №6 «…Судебная ошибка при теперешнем судопроизводстве очень возможна, и ничего в ней нет мудреного. Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе, как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови. При формальном же, бездушном отношении к личности, для того чтобы невинного человека лишить всех прав состояния и присудить к каторге, судье нужно лишь одно: время. Только время на соблюдение кое-каких формальностей, за которые судье платят жалованье, а затем все кончено».
[7]Сам по себе факт повторного рассмотрения дела в ЕСПЧ представляет собой интересный процессуальный момент для анализа, но, к сожалению, в данной статье мы уклонимся от анализа условий допускающих повторное рассмотрение дело в ЕСПЧ, с надеждой вернуться к этому вопросу в другой статье.
[8]Перевод данного Постановления на русский язык см. Бюллетень Европейского Суда по правам человека №8. 2012. С. 77-96.
[9] Бюллетень Европейского Суда по правам человека (российское издание). 2002. N 6.
[10]О процессуальном формализме см. Султанов А.Р. Формализм гражданского процесса и стандарты справедливого правосудия. Вестник гражданского процесса №3. С.73-93.
[11]Об этом до вынесения Постановления ЕСПЧ можно было прочитать в статьях Шерстобоев О.Н. Право граждан на семейное благополучие как основание, смягчающее административную ответственность при нарушении иммиграционных правил. Российская юстиция. 2007. N 11. С. 7 – 8; Ивашин А.Б. Международно-правовые и конституционно-правовые основы совершенствования административного выдворения иностранных граждан и лиц без гражданства. Миграционное право. 2009. N 2.
[12]Шерстобоев О.Н. Принцип пропорциональности как необходимое условие высылки иностранных граждан за пределы государства их пребывания: пределы правоограничения // Российский юридический журнал. 2011. N 6. С. 51 - 59.
[13]Султанов А.Р. Об исполнении постановлений Европейского Суда по правам человека как средстве реализации конституционных ценностей. Международное публичное и частное право. N4. 2008. С.15-18.
[14]Воронцова И.В. Судебная практика и международные договоры как источники гражданского процессуального права. Йошкар-Ола. 2011. С. 76-120; Соловьева Т.В. Постановления Верховного Суда РФ, Конституционного Суда РФ и Европейского Суда по правам человека в сфере гражданского судопроизводства и порядок реализации. М. 2011. С.165-194.
[15]Ковлер А.И. Европейское право прав человека и Конституция России // Журнал российского права. 2004. N 1.
[16]Так например, принцип пропорциональности и соразмерности был воспроизведен в Определении Конституционного Суда РФ "По жалобе гражданина Грузии Тодуа Кахабера на нарушение его конституционных прав п. 7 ст. 7 ФЗ "О правовом положении иностранных граждан в РФ" от 2 марта 2006 г. N 55-О и быть может, если бы суды рассматривая дело Лю учли правовые позиции Конституционного Суда РФ, изложенные в данном определении, то дело в ЕСПЧ не появилось бы.
[17]Афанасьев С.Ф. Право на справедливое судебное разбирательство и его реализация в российском гражданском судопроизводстве. М. 2009; Хайрова Г.С. Право на эффективные средства правовой защиты: соотношение международно-правовой и внутригосударственной регламентации.
[18] Султанов А.Р. Проблемы применения норм законодательства о противодействии экстремизму. Российская юстиция. 2010. N 9. С. 66 - 68.
[19]Например, решение Сургутского городского суда от от 26.03.2010, Набрежночелнинского городского суда от 24.08.2011, решение Бугурусланского городского суда Оренбургской области 6 августа 2007 года и т.д.
[20]Хотя некоторые утверждают, что ввиду его неопределенности закрепление термина «экстремистский» в законодательстве так и не сделало его правовым. См. в частности, доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации за 2010 год // "Российская газета", N 101, 13.05.2011.
[21]Здесь мы не анализируем признание экстремистскими листовок, полагая, что сам по себе порядок их признания экстремистскими в гражданско-правовой процедуре не является надлежащим способом защиты публичных интересов – последующее включение листовок в федеральный список экстремистских материалов без воспроизведения текста не дает реальных гарантий в пресечении их распространения под другим названием, а воспроизведение было бы наоборот распространением экстремистских идей. На наш взгляд, правильней было бы привлекать к ответственности автора.
[22]Султанов А.Р. Юридическая природа дел о признании информационных материалов экстремистскими с точки зрения гражданского процесса. Адвокат. 2012. N 1. С. 12 - 25.
[23]Ст. 4 Положения о народном суде РСФСР 1918 г. // Судебная власть в России. Т.5 . под. ред. О.Е. Кутафина, В.М.Лебедева, Г.Ю. Семигина. М. 2003. С. 77
[24]Гойхбарг А.Г. Курс гражданского процесса. Ленинград. 1925. С. 285-286.
[25]Юридическая процессуальная форма. Теория и практика. под. ред. П.Е. Недбайло и В.М. Горшенева. М. 1976 . С. 206.
[26]Жилин Г.А. Правосудие по гражданским делам: актуальные вопросы. М. 2010. С.165.
[27]Полагаем, что нет особой нужды останавливаться на том вопросе, что в особом производстве может возникнуть спор о факте, не препятствующий рассмотрение дела в особом производстве.
[28]Более подробно мы разобрали недопустимость рассмотрения дел о признании информационных материалов экстремистскими в книге Султанов А.Р. Европейские правовые стандарты: уроки истории и правоприменительная практика. М. 2012. С. 97-144.
[29]Султанов А.Р. Влияние правовых позиций Европейского Суда по правам человека на транспарентность российского правосудия// Российская юридическая наука: состояние, проблемы, перспективы. Барнаул. 2008. С.173- 177.
[30]Перевод на русский язык и комментарии к данному Постановлению ЕСПЧ опубликованы в журнале Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. №10. 2007. С. 42-64
[31]Перевод на русский язык Постановления ЕСПЧ по делу «Загородников против России» от 7 июня 2007 года опубликован также в журнале Российская юстиция. № 8. 2008. С.75-79.
[32]Афанасьев С.Ф. К проблеме реализации права быть выслушанным в суде при рассмотрении гражданских дел. Вестник гражданского процесса. №4.2012.
[33]Постановление от 11 января 2007 по делу «Кузнецов и другие против Российской Федерации», п.83,см.также п. 30 Постановления по делу «Хирвисаари против Финляндии» от 27.09.2001 г.
[34]См. например замечательную работу Окс М.А. О публичности или гласности суда. Одесса. 1889.
[35]Записка Тургенева Н.И.(автора книги «Опыт теории налогов», 1818 г., «Россия и русские» 1847 г. ), гр. Мордвинову цитируется по книге Гессен И.В. Судебная реформа // Судебная реформа в прошлом и настоящем. М.2007. С. 285.
[36]Еккрстгаузен И.Ш. Кодекс, или законоположение человеческого разума. СпБ. 1817. С.142
[37]Книрим А. О Ганноверском гражданском судопроизводстве. Журнал Министерства юстиции. №3. 1862 г. С. 548
[38]Султанов А.Р. Открытость правосудия – залог его эффективности. Новая юстиция. №2.2009. С. 11- 16.
[39]Жалоба по делу Валиуллин и Ассоциация мечетей России против России (Valiullin and the Accociation of Mosques of Russia v. Russia) N 30112/08 была коммуницирована Российским Властям 17 марта 2011.
[40]Будут ли российские муфтии, Папа Римский и генсек ОИК объявлены экстремистами? Обращение В. Лукина по «делу Нурси» URL: http://www.islam.ru/pressclub/islamofobia/lukin/(дата обращения 16.09.2010); Султанов А.Р. О применении европейских стандартов в гражданском судопроизводстве на примере проблемы «экстремистских дел. Адвокат. 2010. № 8. С. 7-28.
[41]Жалоба по делу Ибрагимов и культурно-образовательный фонд "Нуру Бади" против России (Ibragimov and Cultural Educational Fund "Nuru Badi" v. Russia) N 1413/08 коммуницирована 18 марта 2011 года.
| 
