Ложь стороны в арбитражном суде как процессуальный юридический факт.
Все главные приемы судоговорения следовало бы подвергнуть своего рода критическому пересмотру с точки зрения нравственной дозволительности их. Мерилом этой дозволительности могло бы служить то соображение, что цель не может оправдывать средства и что высокие цели правосудного ограждения общества и вместе защиты личности от несправедливого обвинения должны быть достигаемы только нравственными способами и приемами. Кроме того, деятели судебного состязания не должны забывать, что суд, в известном отношении, есть школа для народа, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству.
А.Ф. Кони
В советское время процессуальная доктрина исходила из того, что объяснения стороны допустимы в качестве личных доказательств[1] и не допустимы в качестве доказательств объяснения юридических лиц, адвокатов, прокуроров[2]. В тоже время, обязанности сторон говорить суду правду и ответственности за ложь суду сторонами не было установлено.
Однако, обязанность суда установить объективную истину позволяла процессуалистам утверждать, что «В условиях советского гражданского процесса бессмысленно говорить о праве сторон на ложь, о мнимом бессилии суда бороться с не соответствующими действительности сообщениями сторон. Советский суд не только обязан устанавливать действительные взаимоотношения сторон, но и наделен средствами для установления истины (ст. 5, 118 ГПК)»[3].
Ныне в процессуальных кодексах мы не найдем требований об установлении объективной истины и суд чаще всего занимает пассивную позицию при сборе доказательств. В этих условиях вопрос о необходимости выработки инструментария для борьбы с ложью сторон в процессе становится особенно актуальным.
Хотя некоторые уважаемые коллеги и утверждают, что «…слухи о смерти принципа объективной (судебной) истины в современном гражданском процессе явно преувеличены…»[4], это отнюдь не снижает остроты проблематики .
АПК РФ признает доказательствами объяснения лиц, участвующих в деле, об известных ему обстоятельствах, имеющих значение для дела, сообщенные арбитражному суду в письменной или устной форме ( ст. 81 АПК РФ). Данная норма весьма лаконична. Комментаторы АПК РФ раскрывают суть этой нормы таким образом: «Это объяснение об обстоятельствах, которые, во-первых, имеют значение для дела, во-вторых, эти обстоятельства известны лицу, которое дает объяснения. Первая характеристика свидетельствует о том, что объяснениями признается лишь та информация, которая имеет отношение к делу. И это разъяснение не случайно, так как в объяснениях лиц, участвующих в деле, может содержаться не только информация об известных обстоятельствах дела, но и эмоции, правовая и иная оценка событий, сведения, известные из чьих-то слов и т.д. Вторая характеристика акцентирует внимание на источнике информации, им должно быть само лицо, участвующее в деле. Это не должны быть показания с чужих слов[5].
Таким образом, положения ст. 81 АПК РФ приводят к восприятию объяснений лица, участвующего в деле, как показания, разновидности личного свидетельствования. Однако, субъектный состав лиц, участвующих в арбитражных судах, очень часто представлен представителями, которые чаще всего и дают в арбитражном суде письменные и устные объяснения и их принимают, даже не обращая внимания на то, что представители, чаще всего обладают сведениями именно с чужих слов.
И.Р. Медведев в своей книге «Учение об объяснениях сторон в гражданском процессе» также пишет, что «конечно, правы ученые, считающие, что субъектами объяснений лиц, участвующих в деле, не могут быть сами юридические лица или их представители, не воспринимавшие фактов лично[6]»[7].
Российская доктрина всегда относилась негативно к свидетельствованиям по слуху: «свидетель, показывающий на суде по слуху, передает не то, что он видел и непосредственно он сам, но что было сообщено ему другим, передает чужое показание, отражает лишь эхо. Показание по слуху представляет всегда двух свидетелей – того, кто говорит перед судьей, и того, кто предполагается первоначальным внесудебным свидетелем со всеми причинами подозрения, связанными с каждым из них. На суде является, таким образом, показание лица, не вызванного в качестве свидетеля»[8].
Однако, соглашаясь с этими подходами И.Р. Медведев все же допускает в качестве доказательств объяснения представителей, предлагая внести изменения в АПК РФ, предусмотрев в качестве участников дела представителей; закрепления среди доказательств «объяснения представителей»[9].
Полагаем уместным привести доводы данного автора: «… при возвращении из теории в более прозаический процессуальный мир можно заметить, что представители помогают узнать сведения о фактах и приводят крайне важные для дела доводы, в том числе, мнения по правовым вопросам, которые должны быть заслушаны…Раз в объяснениях представителей могут быть сведения о фактах, откуда бы они их не получили, следует обеспечить им возможность попасть в доказательственную базу на законных основаниях»[10].
К сожалению, это практически все обоснование, которое вряд ли можно назвать удовлетворительным с научной точки зрения, поскольку автор данного обоснования фактически осуществил игнорирование важнейшего принципа гражданского процесса – принципа непосредственности исследования доказательств.
Принцип непосредственности исследования доказательств, закрепленный в ст. 10 и ст. 71 АПК РФ обязывает суд обязан непосредственно исследовать и воспринять все доказательства по делу, в том числе, заслушать объяснения лиц, участвующих в деле, показания свидетелей, заключения экспертов, ознакомиться с письменными доказательствами, осмотреть вещественные доказательства. Соблюдение данного принципа гарантирует личное восприятие судьями арбитражного суда всего доказательственного материала, которое является, наверное, одной из самых существенных гарантий правосудия.
Если мы считаем недопустимым доказательством показания свидетелей по слуху, которые иногда даже не могут указать источник своей информированности[11], и допускаем их показания лишь как указание источника доказательства, когда они могут раскрыть настоящий источник информации[12], то почему мы должны допускать объяснения представителей на других условиях?
Ну, а проза жизни действительно такова, что арбитражные суды принимают объяснения представителей, как объяснения сторон, не обращая внимание на источник их информированности и на то, что они не подтверждены доказательствами. Стало ли это облегчением тем, кто искажал в суде информацию только для того, чтобы выиграть дело? Наверное, да. К сожалению, в судах мы можем очень часто услышать описание обстоятельств от представителей, которые иначе чем фейком не назовешь[13]. И наверно пора вернуться к теории от искаженной правоприменительной практики для возрождения справедливого правосудия, достигающего целей правосудия, а не превращающего ложь в неправовую определенность, подкрепленной обязательностью судебного акта.
Полагаем, что одним из ключей для разрешения проблем может быть выяснение правовой природы объяснений сторон. На наш взгляд, в этом нам может помочь обращение к материальному праву. Объяснения сторон по своей сути – это заверения об обстоятельствах, об их истинности, соответствия их действительности, что на них может положиться суд. Они даются для того, чтобы суд им поверил, равно как заверения об обстоятельствах даются стороне сделке, чтобы вызвать у нее доверие. Можно утверждать, что они имеют аналогичное правовое положение, как заверения об обстоятельствах (431.2 ГК РФ), хотя все же, суд не должен верить простым заверениям, не подкрепленным доказательствами. Здесь мы согласны с И. Р. Медведевым, что «Объяснения сторон без проверки, при отсутствии в законодательстве РФ гарантии их правдивости учитывая мотив к необъективному изложению фактов, приниматься в качестве безусловного доказательства существования обстоятельств по общему правилу не могут…При конфликте двух объяснений в форме утверждений и отсутствии иной информации факт теоретически не доказан»[14].
Однако вернемся к материальному праву и обратим внимание на то, какие последствия им предусмотрены в случае дачи недостоверных заверений - Гражданский кодекс РФ предусматривает, что сторона, которая при заключении договора либо до или после его заключения дала другой стороне недостоверные заверения об обстоятельствах, имеющих значение для заключения договора, его исполнения или прекращения, обязана возместить другой стороне по ее требованию убытки, причиненные недостоверностью таких заверений, или уплатить предусмотренную договором неустойку.
Сторона же, полагавшаяся на недостоверные заверения контрагента, имеющие для нее существенное значение, наряду с требованием о возмещении убытков или взыскании неустойки также вправе отказаться от договора, если иное не предусмотрено соглашением сторон, она также, вправе вместо отказа от договора требовать признания договора недействительным (статьи 179 и 178).
Когда же даются недостоверные заверения при осуществлении предпринимательской деятельности, а равно и в связи с корпоративным договором либо договором об отчуждении акций или долей в уставном капитале хозяйственного общества, то негативные последствия, применяются к стороне, давшей, независимо от того, было ли ей известно о недостоверности таких заверений, если иное не предусмотрено соглашением сторон. То есть, не нужно никакого умысла при недостоверных заверениях, достаточно неосторожности со стороны заверителя для возникновения негативных последствий.
Бывший председатель ВАС РФ В.Ф. Яковлев, отмечал, что «метод гражданского процессуального регулирования является продолжением гражданско-правовой позволительности»[15].
Полагаем, что и в арбитражном процессе должны быть предусмотрены последствия дачи ложных объяснений стороны, включая «аннулирование процесса» и возобновление производства по делу. Такие негативные последствия будут уроком, исключающим желание извлечь выгоду из лжи. Советские классики писали: «когда невозможность установления объективной истины обусловлена поведением одной или обеих сторон, неблагоприятные последствия такой невозможности следует возлагать на виновную в том сторону или на обеих сторон»[16].
Развитие принципа добросовестности в гражданском праве должно серьезнейшим образом повлиять и арбитражный процесс и должно сделать невыгодной ложь в суде. В том числе, полагаем возможным ставить вопрос об использовании подхода законодателя без виновного наступления негативных последствий недостоверных заверений об обстоятельствах при ведении предпринимательской деятельности.
Этот подход может быть развит и расширен за счет профессиональных представителей. Те, кто специализируется на представительстве в суде должны дорожить доверием суда, а не злоупотреблять им. Их объяснения должны быть ими тщательно проверены и подкреплены доказательствами. Недостоверность их объяснений должна вызывать негативные последствия не только в «аннулировании процесса», но и возможно порождать их персональную ответственность. Скорей всего, без введения персональной ответственности представителей, «святое право на ложь в суде» не умрет.
Председатель Совета судей, судья ВС РФ В. Момотов в выступлении на заседании клуба им. Замятнина неоднократно повторял, что честность должна быть экономически выгодной, признавая при этом, что сейчас дела обстоят иначе: «К сожалению, на данный момент, особенно в процессуальных вопросах, очень много лжи в процессе. То есть ложь по-прежнему экономически выгоднее честности»[17].
Обман суда не должен иметь места, поскольку любое решение, основанное на лжи не является правосудным и противоречит принципу верховенства права. Ситуация, когда обман все же случился должен существовать механизм, позволяющий исправить ситуацию и нивелировать последствия обмана.
Соответственно, право суда пересмотреть свое решение, когда решение было основано на обмане, можно назвать «неотъемлемым правом» суда, которое служит также средством самозащиты от недобросовестных лиц.
Много раз затрагивая в своих статьях проблему лжи в процессе, мы указывали, что поскольку противоречивой поведение и введение в заблуждение в гражданском праве запрещено, то и в арбитражном процессе такое поведение должно признаваться недопустимым[18]. Причем ложью может быть не только сообщение суду информации не соответствующей действительности, но и сокрытие от суда и лиц, участвующих в деле ключевых доказательств.
Рассмотрим указанную проблематику на конкретных примерах. В ходе «корпоративной войны»[19], мы защищаясь сразу же на нескольких фронтах[20], порой узнавая о возбужденных делах случайно ( о кад арбитре мы только мечтали), к нам поступила информация о том, что в Арбитражном суде Московской области было подано заявление о принятии предварительных обеспечительных мер.
Мы сразу же написали возражение, и получив копии исковых материалов, увидели странную сделку об отчуждении крупного пакета акций за символические деньги компании, не имеющей активов и созданной по утерянному паспорту. Суд увидев всю картину, липовых исполнительных листов, отмененных обеспечительных мер, услышал наши аргументы и в принятии предварительных обеспечительных мер было отказано.
В последующем мы подали иск о признании сделки недействительной, приложив копию договора. При разбирательстве в арбитражном суде наш оппонент оспаривал наше право на иск, утверждая, что это наша обязанность истца представить оригинал договора, что в отсутствии оригинала иск не может быть удовлетворён.
При этом, на копии договора были все реквизиты нашего процессуального противника, так как он был стороной договора, а не мы. Нам в иске было отказано по мотиву недоказанности существования спорной сделки. Хотя в тот момент нас решение устраивало, поскольку «несуществование сделки» по своему значению не далеко от признания ее недействительной либо незаключенной, осталось сильнейшее несогласие с тем, что сторона может безнаказанно скрывать документы от суда[21].
И вот прошло несколько лет и мы увидели, аналогичную ситуацию в одном банкротном деле.
06 октября 2015 года между ООО «НефтеТрейдСервис» и ООО «Свитиль» заключен договор купли - продажи ценных бумаг, в соответствии с которым должник передал в собственность ответчика ценные бумаги (обыкновенные именные акции) ПАО «ИнтехБанк» в количестве 199 200 000 штук, стоимостью в 193 000 000 рублей 00 копеек. Ответчик обязался оплатить ценные бумаги не позднее 06 октября 2018 года. 03 апреля 2017 года между ответчиком и должником заключено соглашение о расторжении договора купли - продажи ценных бумаг от 06.10.2015 г., в соответствии с которым ответчик обязался вернуть должнику ценные бумаги (обыкновенные именные акции) ПАО «ИнтехБанк» в количестве 199 200 000 штук не позднее 4 месяцев с момента подписания соглашения[22].
Конкурсный управляющий и ПАО «Татфондбанк» оспорили указанное соглашение как неравноценную сделку, совершенную после принятия судом заявления о признании несостоятельным (банкротом) должника и ПАО «Интехбанк», со злоупотреблением правом, выразившегося в том, что ООО «Свитиль» лишился права требования к ответчику по договору купли - продажи ценных бумаг от 06.10.2015г. и, что рыночная стоимость возвращенных акций снизилась до 0 руб.
В обоснование недействительности сделки заявители указали п.1 ст. 61.2 Федерального закона от 26 октября 2002г. №127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)", ст.10 и ст.174 Гражданского кодекса Российской Федерации. Ответчик в отзыве просил отказать в удовлетворении заявлений в виду необоснованности, считает, что светокопия документа, заверенная заинтересованным лицом, не может быть признана надлежащим доказательством, если подлинник документа в суд не представлялся и сведения о его обозрении в деле отсутствуют.
Полагаем необходимым отметить, что ответчик направил данный отзыв во исполнение определения Арбитражного Суда РТ от 22 марта 2018, которым было определено: «ООО «НефтеТрейдСервис» представить отзыв, оригиналы договора купли-продажи от 06.10.15г. и соглашение о его расторжении от 03.04.17г. (заверенные копии для приобщения к делу)».
Как Вы уже наверное догадались, ни договор, ни соглашение о расторжении в суд не представили, суд отложил судебное заседание, но на следующем заседании отказал в удовлетворении иска, указав, что «не представление в дело по требованию суда оригинала соглашения о расторжении договора купли - продажи ценных бумаг от 06.10.2015г., а также отсутствии сведений о переходе прав ООО «Свитиль» на ценные бумаги (обыкновенные именные акции) ПАО «ИнтехБанк» в количестве 199 200 000 штук, является основанием для отказа в удовлетворении заявлений конкурсного управляющего должника и ПАО «Татфондбанк» по мотиву недоказанности заявленных требований ( Определение Арбитражного суда РТ по делу А65-6755/2017 от 05.07.2018).
В последующем конкурсный управляющий от имени должника обратился с иском о взыскании с общества 193 000 000 руб. долга по договору купли-продажи, а также 7 159 506,85 руб. процентов за пользование чужими денежными средствами (дело № А65-9466/2019).
В качестве возражения на указанное требование общество сослалось на наличие соглашения о расторжении договора купли-продажи акций от 03.04.2017, представив его оригинал.
Учитывая наличие данного соглашения, решением Арбитражного суда Республики Татарстан от 24.06.2019 в удовлетворении исковых требований отказано. Обжалование к успеху не привело - суд апелляционной инстанции, оставляя названное решение без изменения (постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 03.09.2019), отклонил ссылки апелляционной жалобы на то, что названное решение противоречит определению от 05.07.2018 по делу № А65-6755/2017, поскольку данным определением конкурсному управляющему отказано в признании спорного соглашения недействительным, соответственно суд отметил, что данное соглашение не утратило свою юридическую силу.
Тогда, конкурсный управляющий подал заявление о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам.
Безусловно, нам было крайне интересно, как суд среагирует на тот факт, что его обманули. Защита ответчика была построена на том, что нет вновь открывшегося обстоятельства, что конкурсный управляющий не справился с бременем доказывания, не предпринял усилий по истребованию оригинала, что суд лишь предлагал представить оригинал, а не истребовал его в качестве содействия истцу.
Арбитражный суд РТ решил сделать вид, что его не обманули и указав, что поскольку банк и конкурсный управляющий знали о существовании соглашения о расторжении договора купли-продажи от 03.04.2017, счел, что выводы по делу № А65-9466/2019 не свидетельствуют о наличии вновь открывшихся обстоятельств, а лишь о новых доказательствах и отказал в удовлетворении заявления о пересмотре определения от 05.07.2018.
Конкурсный управляющий безуспешно оспаривал во второй и третьих инстанциях данное определение Арбитражного суда РТ, но был услышан лишь в Верховном Суде РФ.
Судья Верховного Суда РФ обратил внимание на то, что заявители ссылаются на противоречивое поведение общества, которое при рассмотрении обособленного спора об оспаривании соглашения по существу скрыло факт его существования (несмотря на то, что суд определением от 22.03.2018 истребовал оригинал данного соглашения у ответчика), сославшись на отсутствие соглашение как на основание для отказа в удовлетворении заявления. Вместе с тем, в заявлении о пересмотре конкурсный управляющий отмечал, что в рамках дела № А65-9466/2019 общество в судебное заседание от 29.04.2019 представило оригинал данного соглашения.
Увидев, что в своих жалобах заявители обращают внимание на недобросовестный характер поведения ответчика, судья передал для рассмотрения по существу кассационную жалобу конкурсного управляющего, слушание дела было назначено на 4 марта 2021 Определение о передаче от 26.01.2020 по делу №А65-6755/2017(306-ЭС20-16785 (1, 2)…
При рассмотрении дела в Верховном Суде РФ защита ответчика не изменилась. Она была верхом формализма, обнажив неожиданную сторону состязательности, как инструмента для оправдания сокрытия оригинала договора. Ответчик полагал, что в его действиях никакого противоречия нет – в одном деле он защищался и занимал пассивную позицию, а в другом занимал активную позицию и доказывал отсутствие обязательств в связи с расторжением договора, представив оригинал в суд. По его мнению, данная ситуация ст. 311 АПК РФ не предусмотрена в качестве основания для пересмотра. Что ответчик никогда не заявлял суду, что у него нет оригинала договора.
Надо отметить, что действительно ответчик не заявлял суду об отсутствии оригинала, однако, когда в ответ на определение суда согласно которого оригинал должен был представлен суду, поступает отзыв с требованием отказать в удовлетворении иска в связи с непредставлением истцом оригинала договора, суд не мог его не оценить иначе как заверение об отсутствии такого договора.
Ответчик же, возражая против пересмотра указывал, что Конкурсный управляющий должен был узнать о соглашении в рамках дела N А65-30570/2017 по заявлению общества об обязании осуществить перевод ценных бумаг; в свою очередь, конкурсный управляющий мог узнать о соглашении, если бы в ответ на направленное в его адрес письмо от 26.12.2017 N 26-12 явился для осуществления возврата ценных бумаг. То есть, о договоре было известно и суду заявлены лишь новые доказательства.
В Определении Верховного Суда РФ от 11 марта 2021 г. N 306-ЭС20-16785(1,2) было отмечено, что, ссылка ответчика на указанные факты несостоятельна, так как ни банк, ни конкурсный управляющий не опровергали своей осведомленности о существовании соглашения на момент рассмотрения первого дела по существу. Очевидно, что сам предмет иска по настоящему обособленному спору о признании соглашения недействительным указывает на то, что банк и управляющий полагали соглашение существующим юридическим фактом, требуя аннулировать его юридическую силу посредством оспаривания.
На наш взгляд, это очень точно подмечено, поскольку суд первой инстанции отказав в иске в связи с непредоставлением оригинала договора, совершил ошибку, поскольку он мог отказать лишь если бы ответчик заявил об отсутствии договора – бремя доказывания было на ответчике. При оспаривании сделок должника, когда у должника или сторон этих сделок может быть желание скрыть документы, обстоятельства и действительные цели сделок. Соответственно, кредиторы, оспаривающие сделки, объективно ограниченны в возможностях по доказыванию обстоятельств сделок, в которых они не участвовали. Верховный Суд РФ ранее разъяснял, что при рассмотрении споров данной категории для выравнивания процессуальных возможностей сторон и достижения задач судопроизводства, установленных в ст. 2 АПК РФ, арбитражным судам надлежит оказывать содействие в реализации процессуальных прав кредиторов (в том числе предусмотренных п. 4 ст. 66 АПК РФ), создавать условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законов и иных нормативных правовых актов при рассмотрении дела ( Определение ВС РФ от 12.03.2018 № 305-ЭС17-17342 по делу № А41-86889/2015.)
В этом случае, нежелание представить доказательства должно квалифицироваться исключительно как отказ от опровержения того факта, на наличие которого аргументированно, со ссылкой на конкретные документы, указывает процессуальный оппонент[23]. Участвующее в деле лицо, не совершившее процессуальное действие, несет риск наступления последствий такого своего поведения.
Ответчик, которому его сошло с рук лукавство в первой инстанции, счел, что это не ошибка суда, а законный итог состязательного процесса, и в последующем стал это использовать при процедуре пересмотра.
Верховный Суд РФ подметил, что, приняв возражения ответчика, суды сосредоточили свое внимание на ошибочном предмете (знали истцы о существовании соглашения или нет). В действительности же перед судами встал вопрос о том, может ли недобросовестное поведение одной из сторон спора, заключающееся в сокрытии ключевых для дела доказательств (что впоследствии подтверждено в рамках иного спора), являться основанием для пересмотра судебного акта и квалифицироваться в качестве вновь открывшегося обстоятельства (выделено нами авт.).
Разрешая данный вопрос, Судебная коллегия отметила, что «институт пересмотра судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам является чрезвычайным средством возобновления производства по делу и необходим для того, чтобы прекратить существование объективно ошибочных судебных актов в ситуации, когда об обстоятельствах, позволяющих сделать вывод о допущенной ошибке, стало известно после вынесения этих судебных актов.
Ограничение применения данного института вытекает из необходимости соблюдения принципа правовой определенности, в том числе признания законной силы судебных решений, их неопровержимости. Таким образом, при определении критериев пересмотра должен быть соблюден баланс между принципом правовой определенности, с одной стороны, и недопустимостью существования объективно ошибочных решений, с другой».
Судебная коллегия Верховного Суда РФ сделала крайне важный вывод, который, на наш взгляд, соотносится с практикой ЕСПЧ[24]: «принцип правовой определенности не может защищать сторону, действовавшую недобросовестно и умышленно создавшую видимость отсутствия ключевых доказательств, которые имели решающее значение для дела и могли позволить полноценно провести судебное разбирательство.
При рассмотрении спора по существу определением от 22.03.2018 суд истребовал оригинал соглашения у ответчика, однако ответчик скрыл от суда это соглашение, впоследствии представив его во второе дело о взыскании долга. Таким образом, в отношении вопроса о существовании соглашения ответчик вел себя противоречиво и непоследовательно, преследуя исключительно собственную выгоду в каждом конкретном деле, что свидетельствует о его недобросовестности[25].
По мнению Судебной коллегии, в подобной ситуации представление ответчиком во второе дело оригинала соглашения о расторжении открывало для его процессуальных оппонентов возможность ревизии результатов первого дела, при этом ответчик не имел права возражать против процедуры пересмотра, ссылаясь на принцип правовой определенности, поскольку сам действовал недобросовестно, утаив от суда ключевые доказательства.
Таким образом, имелись основания для пересмотра определения от 05.07.2018 по правилам пункта 1 части 2 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, а выводы судов об обратном являются ошибочными».
Таким образом, в данном деле Верховный Суд РФ сделал вывод, что недобросовестное поведение одной из сторон спора, заключающееся в сокрытии ключевых для дела доказательств (что впоследствии подтверждено в рамках иного спора) является основанием для пересмотра судебного акта и может квалифицироваться в качестве вновь открывшегося обстоятельства.
То есть, Верховный Суд РФ согласился с тем, что ложь является юридическим фактом, выявление которой может послужить основанием для пересмотра судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам. Соответственно, представление доказательств о лжи стороны в процессе, не должно квалифицироваться как представление новых доказательств, поскольку вновь открывшимся обстоятельством будет установление процессуального злоупотребления правами – лжи, искажения, сокрытия фактических обстоятельств.
ã2021 Султанов Айдар Рустэмович
Султанов А.Р. Ложь стороны в арбитражном суде как процессуальный юридический факт // Вестник гражданского процесса. 2021. Т. 11. № 4. С. 70–86
[1] Курылев С.В. Объяснения сторон как доказательство в советском гражданском процессе//Курылев С.В. Избранные труды. Краснодар.2010. С. 41.
[2] Там же С. 41., 46.
[3] Курылев С. В. Проблемы гражданского процессуального права// Курылев С.В. Избранные труды. Минск. 2009. С. 172.
[4] Боннер А.Т. Проблемы установления истины в гражданском процессе: монография. СПб., 2009.
[5] Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) (под ред. В.В. Яркова). - 3-е изд., перераб. и доп. - "Инфотропик Медиа", 2011 г. автор комментария к ст. 81 АПК РФ Решетникова И.В.
[6] Арбитражный процесс: Учебник. 2- изд/ под. Ред. В.В. Яркова. М. 2003. С. 202-203; Комментарий к АПК РФ/ под ред. В.Ф. Яковлева, М.К. Юкова М.2003. С 273; Полумордвинов Д. И. Признание стороны в гражданском процессе. С. 109-110, 133, 141.
[7] Медведев И.Р. Учение об объяснениях сторон в гражданском процессе. СПб. 2010. С. 237.
[8] Тарновский Н.А. Юридические основания достоверности доказательств. М. 2011. С .87.
[9] Правила рассмотрения хозяйственных споров государственными арбитражами, утвержденные Постановлением Совмина СССР N 490 от 16 апреля 1988 г, предусматривали в качестве доказательств «объяснения представителей» ( п.28), в тоже время, «должностные лица сторон, их вышестоящих органов и других предприятий, учреждений и организаций лица обязаны явиться в государственный арбитраж по его вызову, сообщить известные им сведения и обстоятельства по делу, представить по требованию государственного арбитража объяснения в письменном виде» (п. 25). То есть, у арбитража были действенные инструменты для проверки объяснений представителей, через «допрос» должностных лиц.
[10] Медведев И.Р. Учение об объяснениях сторон в гражданском процессе. СПб. 2010.
[11] Султанов, А. Р. Допрос свидетелей в налоговых спорах: замечания практика // Налоговед. 2017. № 2. С. 56-65.
[12] Султанов, А. Р. Допрос свидетелей в налоговых спорах и должная правовая процедура // Налоги. 2017. №2. С. 23-27.
[13] Султанов, А. Р. Как бороться с фейком в налоговых спорах, или возможен ли пересмотр судебных актов при обнаружении лжи? // Закон. 2019. № 9. С. 122-130.
[14] Медведев И.Р. Учение об объяснениях сторон в гражданском процессе. СПб. 2010. С. 209.
[15] Яковлев. В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений//Яковлев В.Ф. Избранные труды. Т.2., М.2012. С .89
[16] Курылев С.В. О принципах распределения обязанностей по доказыванию//Курылев С.В. Избранные труды. Краснодар. С. 645.
[17]Куликов В. Совесть есть? Как наказывать за ложь в зале суда// Российская газета № 183(7941). 19.08.2019.
[18] Султанов А. Р. Жажда правосудия или жажда справедливости // Евразийский юридический журнал. 2009. № 11. С. 64-76; Султанов А. Р. Как повысить уважение к суду, или пересмотр возможен // Актуальные проблемы теории и практики конституционного судопроизводства. Вып. XIV. Казань, 2019. C.210-217.; Султанов А. Р. Ложь и правовая определенность // Вестник Гуманитарного университета. 2019. № 4 (27) С. 154-159; Султанов А. Р. О возобновлении производства при выявлении новых доказательств, скрытых от суда другой стороной // Вестник гражданского процесса. 2019. № 4. С.236-249; Султанов А. Р. О лжи, добросовестности в материальном праве и гражданском процессе // Развитие юридической науки в новых условиях: единство теории и практики-2019. Ростов н/Д.; Таганрог, 2019; Султанов А. Р. О неконституционности толкования ст. 311 АПК РФ, не допускающего пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам при выявлении новых доказательств, скрытых от суда другой стороной // Вестник Гуманитарного университета. 2019. № 2 (25). С. 52-61; Султанов А. Р. Пересмотр решений суда по вновь открывшимся обстоятельствам и res judicata // Журнал российского права. 2008. № 11. С. 96-104; Султанов А. Р. Последствия лжи в процессе и материальном праве // Вестник гражданского процесса. 2019. № 5. С.230-262; Султанов, А. Р. Ложь, добросовестность в гражданском праве и процессе // Евразийская адвокатура. 2019.№ 5(42). С. 62-66; Султанов А.Р. Умышленное искажение обстоятельств дела стороной в цивилистическом процессе: юридические последствия и способы пресечения// Журнал российского права. 2020. №12. С. 135-146.
[19] Султанов А.Р. Борьба за право обжалования судебного решения М. 2014.
[20] Султанов А.Р. Жажда справедливости: борьба за суд. М.: Статут, 2014.
[21] https://web.facebook.com/100028273671228/videos/486023419016776/
[22] Это было осуществлено после введения временного управляющего и обращения в суд с заявлением о банкротстве ПАО «Интехбанк».
[23] Лотфуллин Р.К. Оспаривание сделок при банкротстве. М. 2020. С. 152-153; Постановление Президиума ВАС РФ от 08.10.2013 № 12857/12 по делу № А59-841/2009; Постановление Президиума ВАС РФ от 06.03.2012 № 12505/11 по делу № А56-1486/2010.
[24] Султанов А. Р. Ложь и правовая определенность // Вестник Гуманитарного университета. 2019. № 4 (27
[25] Уверен, что данное утверждение многих практикующих юристов повергнет в шок: разве они должны действовать не только в интересах клиента? Напомним, материальное право требует, что при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию ( ч. 3 ст. 307 ГК РФ).
| |
